«когда читаешь молитву в унисон с гребками, входишь в такое состояние, что можно плыть сутками»
О его рекордных заплывах «ФАКТЫ» сообщали не раз. Месяц назад Олег Софяник проплыл из Ялты до Севастополя, преодолев 90 километров. Но до сих пор это достижение, да и другие, даже не заявлены в Книгу рекордов Украины. Что заставляет этого мужественного человека совершать такие супермарафоны и каждый день, в любое время года, при любой погоде, если только на море нет сильного шторма, проплывать не меньше двух километров? Об этом он рассказал нашему корреспонденту.
«Во время плавания наступает то состояние свободы, к которому я всю жизнь стремился… »
- Я всегда любил море, — говорит Олег. — В 90-х начал совершать дальние заплывы и понял: когда плывешь, наступает то состояние свободы, сближения с Богом, небом, природой, к которому я фактически всю жизнь стремился.
- Если не секрет, о чем думаете, когда плывете марафонскую дистанцию?
- Молитвы читаю, прошу, чтобы Господь помог осуществить этот заплыв. Когда читаешь молитву в унисон с гребками, входишь в такое состояние, что плыть можно сутками, очень долго. После марафонского заплыва очищаешься внутренне, по-другому смотришь на многие вещи, неприятности. Проблемы или уходят, или разрешаются сами собой. Молитва в море очень эффективна. Идет преодоление стихии, материального мира, поэтому Господь помогает.
На счету Олега Софяника уже 47 марафонских заплывов. Последний из них — самый длинный: от Ласточкина гнезда, что в Ялте, до Севастополя.
- Тем не менее он прошел очень легко, — признается Олег. — В пути был 31 час 45 минут. Плыл один, с привязанной надувной резиновой лодкой. В ней были продукты, вода и мобильный телефон. Он у меня всегда — в стеклянной банке от кофе, хоть ты ее по воде пусти, не утонет, а значит, связь будет.
- И ночью спать не хотелось?
- Ни спать, ни есть, потому что во время марафонского заплыва погружаешься в особенное состояние.
- А в Турцию удалось хоть раз доплыть?
- Четыре раза побывал в этой стране в качестве туриста. Первого июля этого года участвовал в заплыве через Босфор. Планировал проплыть пролив от начала до конца, но не получилось. Единственный человек, который это сделал еще в 1966 году, — индийский адвокат из Калькутты. Там сумасшедшее течение — 15 километров в час — и интенсивное судоходство. Меня поддержал турок Айхан, он тоже пловец, экстремал, байкер и… миллионер, владеет сетью ресторанов в Стамбуле. Но морская полиция Турции не разрешила проводить такой заплыв. Поэтому я, Саша Толбатов из Черкасс (»ФАКТЫ» о нем уже писали), Айхан и его друг Рамазан переплыли Босфор поперек — порядка шести километров.
- Во время марафонских заплывов в «гиблые места» попадали?
- Встречались такие, например, мыс Айя и Фиолент. В октябре 2005 года я делал обычный тренировочный заплыв от Батилимана до Балаклавы. Когда находился уже у самого мыса Айя, вроде и ветер юго-восточный дул, и день был хороший, видимость прекрасная, но чувствую, хоть и плыву, а все на месте, никуда не двигаюсь.
Были и другие моменты неприятные. Например, когда смеркалось, прямо передо мной из воды выскочил огненный шар и завис. Я начал его крестить, и он ушел в сторону моря. Потом на берегу стали возникать огни разной формы, очень красивые — голубые, розовые. Решил, что туристы. Поплыл на эти огни, только приблизился к берегу — они исчезли. Вдруг вижу, с берега мне как бы маячат фонариком — мол, сюда. Подплываю — никого, голая скала. И тут снова как будто меня фонариком кто-то освещает. Было такое ощущение, что на совершенно пустой скале ты не один. Слышались какие-то мужские, женские голоса, сначала нормальные разговоры, потом перешли в ругань. Ну, думаю, все, бесы. Снова вошел в воду, решив добраться до Золотого пляжа. В пути читал молитву Иисусу. В какое-то время подумал, что уже не выберусь оттуда, и такое спокойствие охватило, так легко стало. Даже решил, что это будет хорошая смерть, в заплыве…
В три часа ночи я достиг Золотого пляжа. Там, на удивление, были туристы, пара из Киева, они напоили меня водкой и чаем, и я поведал им, что случилось. Ребята тоже сказали: нехорошие здесь места, мы сами завтра отсюда уйдем. Убежден, без молитвы я бы там погиб, не зря же в том районе много людей тонет или пропадает. Из всех моих заплывов этот, 5 октября 2005 года, для меня — знаковый, я благодарен Богу за то, что столкнулся с этим и преодолел.
Олег мечтает переплыть Черное море из Крыма в Турцию, поэтому тренируется сейчас очень интенсивно.
- Кому-то уже удалось переплыть Черное море? — интересуюсь я.
- Пока никому. Все заплывы были вдоль берега, а через море — ни одного.
- Поплывете с кем-нибудь или, как всегда, один?
- Многие начинают со мной заниматься марафонским плаванием, но не выдерживают, бросают. Поэтому плаваю один. Я на марафон вообще, как на праздник, иду. Но мечтаю создать в Севастополе федерацию марафонского плавания.
«Гэбисты приехали за мной в школу»
По словам Олега, вначале он полюбил море с практической целью, чтобы можно было… сбежать из Советского Союза.
- Еще в седьмом классе я прочитал много книг о народовольцах — Желябове, Софье Перовской и других. Была такая серия «ЖЗЛ. Пламенные революционеры». О тех, кто боролся с царским режимом, — вспоминает Олег. — Анализируя тогдашнюю нашу жизнь, я начал слушать западные радиостанции — «Радио Свобода», «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая волна». У нас на даче была радиола «Латвия», которая очень хорошо ловила эти радиостанции даже через «глушитель». Я стал сравнивать, что сообщают они, с тем, что происходит в нашей стране. И пришел к выводу, что советский режим был еще хуже, чем царский. При царе человека могли отправить в ссылку, после чего он мог свободно уехать, например, в Париж. А в СССР вообще никому из страны выехать нельзя было.
- Родители догадывались о ваших бунтарских настроениях?
- Они были типично советские люди: папа работал замначальника цеха в порту, мама — в поликлинике. Когда меня в седьмом классе забрало КГБ, они приехали за мной и только тогда узнали, что я натворил. А я написал листовки печатными буквами, взял адреса в телефонной книге и по ним рассылал. Там были довольно-таки радикальные высказывания типа: «Долой кровавый режим Брежнева и Компартии». 13 октября 1977 года гэбисты приехали за мной в школу. Все было достаточно серьезно: какое-то время продержали у себя, под жестким психологическим прессингом, обещали отправить в сумасшедший дом, в колонию для малолетних преступников и т. д. В конце концов заставили написать расписку, что больше не буду этим заниматься. Тогда ответственность по статье за антисоветскую агитацию наступала с 16 лет, а мне было всего 13.
Дома потом такое началось, не дай Бог! Мама плакала, отец, царствие ему небесное, ругал, уговаривал. Я же один сын у них. Тяжело было. Ведь в то время, если человек выходил за общепринятые рамки, все относились к нему, как к изгою. И те, кто его поддерживал, теряли работу, у них начинались серьезные неприятности в жизни. Люди очень дорого платили уже за само стремление к свободе.
«Я тогда весь Союз воспринимал, как большую зону»
Несмотря на расписку, данную КГБ, уже в восьмом классе Олег Софяник еще с несколькими школьными товарищами создал… комитет борцов за свободу.
- Ребята помогали мне клеить листовки по городу, в школе разбрасывать, — вспоминает Софяник. — Через несколько месяцев нас забрали в КГБ. Это был 1979 год, мне еще не исполнилось 16-ти, поэтому снова вынуждены были отпустить. Родители меня не понимали. Несмотря ни на что, школу я закончил без троек. Год работал, а в 1982-м поступил в Севастопольский приборостроительный институт. И уже 15 октября поехал в Москву, чтобы связаться с… американскими дипломатами. До этого позвонил им, они назначили мне встречу. Конечно, в брежневские времена это было безумие — звонить в американское посольство. При встрече с сотрудником посольства меня задержали. Сначала находился на Лубянке, где познакомился с другими диссидентами, потом отослали в институт имени Сербского. Там меня признали здоровым и отправили в Севастополь.
Летом 1983-го Олега Софяника призвали в армию, но он сбежал прямо с призывного пункта в Симферополе к родственникам в Херсон.
- Меня даже не кинулись искать — думали, что направлен на службу в Николаев, — рассказывает Олег. — В общем, фантастически повезло. Я недельку погулял у родных и вернулся домой. В военкомате все были в шоке, но решили осенью отправить меня служить в Афганистан. Я прикинул: там перейду на сторону афганских партизан, не за Советский же Союз сражаться.
- Вам, очевидно, казалось, что в других странах не жизнь, а рай?
- Было такое убеждение, и не только у меня. Мы же не знали другого мира, его закрывал «железный занавес». Раз нас туда не выпускали, значит, там людям хорошо. Но вместо Афганистана меня призвали на Черноморский флот. Я снова сбежал и поехал в Москву, чтобы попасть в посольство Италии. Но меня сняли прямо с поезда, привезли уже в особый отдел Черноморского флота.
- Такого поворота событий вы явно не ожидали…
- Когда на тебя надевают наручники, как бы ты к этому ни готовился, это всегда очень неприятно. К самой процедуре ареста не привыкает ни один человек, даже самый матерый преступник. Это всегда стресс. Но у меня не было страха перед тюрьмой, не было ощущения, что меня куда-то закрывают, что я что-то теряю, — признается Олег. — Я тогда весь Союз воспринимал, как большую зону. Наоборот, мне было интересно встретиться с политзаключенными, с теми же уголовниками. Но меня отпустили и направили служить в Тулу, в военно-строительную часть. Принимать присягу я отказался. Это было ЧП, и меня направили в тульскую психиатрическую больницу, где продержали шесть месяцев.
Из Тулы в Севастополь Олег Софяник вернулся с так называемым волчьим билетом. Несмотря на это, он восстановился в институте.
- Но в 1985 году мне уже было настолько невмоготу, что я решил сбежать из Союза, — говорит Олег. — Отправил ректору письмо с заявлением об отчислении меня из института по личным обстоятельствам и уехал в Одессу, там взял билет на круизный теплоход «Молдавия», который шел в Батуми. К тому времени я уже знал, что были удачные побеги по морю и уплывать лучше с парохода, так как с берега все просматривается с пограничных вышек. Там же до Турции рукой подать. Купил резиновую лодку, приготовил флягу воды, печенье, шоколад. Это было 25 октября, пароход полупустой, у меня, как по заказу, кормовая каюта, тепло, вода — 19 градусов. В два часа ночи я выпрыгнул за борт, накачал лодку и поплыл. Думаю, доберусь до Турции, а там меня будут как героя встречать. Так оно и было — для тех, кому удавалось бежать. (Сейчас Олег Софяник пишет книгу об истории побегов из Союза. По его словам, в ней будут факты, которые еще нигде не публиковались. — Авт. ) Но ничего не получилось: я попал в мощное течение, трое суток пробыл в море, а оказалось, что фактически крутился на одном месте. Это мне потом наши пограничники объяснили. О том, что я нахожусь в нейтральных водах, им сообщили с югославского танкера, проходившего мимо меня… Отправили в СИЗО близ Сухуми, потом по этапу — в Симферополь. Тогда в Украине было принято всех диссидентов помещать в психбольницу. Попасть в политлагерь было все равно что в Институт международных отношений поступить. Меня признали невменяемым, потом отпустили. Уже началась перестройка. В 1987-м я поехал в Москву, чтобы попасть во… французское посольство.
- Почему именно туда?
- Во-первых, западная страна. А во-вторых, в американское или британское посольство попасть было очень сложно. Но меня задержали и поместили в московскую психушку. Там закололи так, что я вообще ничего не соображал, но отпустили. Вернулся домой, вступил в первую тогда оппозиционную партию «Демократический союз», возглавил ее севастопольскую структуру. Раз восемь отправлял в Президиум Верховного Совета СССР заявление об отказе от советского гражданства. Но оттуда в севастопольский ОВИР приходили ответы, что надо заполнить такие-то документы и… заплатить 500 рублей, по тем временам огромные деньги. У меня их не было.
В 1990-м я уже свободно ездил в Польшу, общался с легендарным Збигневом Буяком, который несколько лет возглавлял «Солидарность» в подполье. Он предлагал отправить меня в Германию. Но мне уже не хотелось. Неинтересно было сидеть в забитом до отказа лагере для беженцев где-нибудь в Германии или Италии, когда у нас в стране такие события разворачивались. Репрессии сошли на нет, издавалась диссидентская литература, возникли разные партии, у меня масса друзей появилась. И стремление уехать из страны автоматически отпало. Кроме того, политика свелась к искусству интриг, коррупции, жажде денег, обману избирателей, электората, как они говорят. Так что мне не хотелось в этой грязи участвовать.
339Читайте нас у Facebook
